После смерти матери я впал в отчаяние - детское, не отягощенное
душевными угрызениями. Грозные чары развеялись вместе с ее последним
вздохом. И тогда же развеялся страх. Все это настолько темно, что я могу
лишь строить догадки. Я наблюдал крушение абсолюта, обернувшегося
иллюзией, противоборство постыдное и непристойное, - совершенство
расползалось в этой борьбе, как гнилое тряпье. Порядок вещей был
растоптан, и, хотя люди, стоявшие выше меня, предусмотрели особые
ухищрения даже для столь мрачных случаев, эти уловки не стыковались с
происходящим